Пришлось зашарить глазами в поисках приличной позиции для стрельбы. Вот, черт! Степь — она степь и есть. Прятаться некуда. Я трусцой побежал обратно к легковушке. Лишь бы завелась… Выбросил труп водителя из-за руля, сел на его место и зашарил взглядом по приборной доске. Где тут что? Хрен поймешь… Вот это, что ли? Ну, давай! Раздался скрежет, но мотор не заводился. Еще раз — без толку, еще… Нет, не получается. Что-то не так. А если на аккумуляторах? Мне всего-то нужно сдать назад на пару метров, чтобы выйти из-за грузовика и видеть дорогу. И иметь хоть какое-то прикрытие от пуль. А станет совсем опасно, я сигану… во-о-н туда сигану. Там, за оврагом меня не возьмут, если только из пушки будут бить. Но и я на месте сидеть не буду. Машина дернулась и поползла назад. Еще, еще — достаточно. А, собственно, чего с ней церемониться? Можно было перенести и телекинезом. Что-то я туплю, голова совсем не работает. Разозлившись, я поднял машину в воздух, перенес ее метров на семь в сторону и обрушил в снег, сделав себе замечательную позицию. Понемногу краски дня померкли. Интересно — сколько сейчас времени. Я посмотрел на часы и тихонечко засмеялся. Потом откинулся спиной в снег и заржал в полную силу. Да, Туровцев, склероз не лечится! Часы! Часы Регистратора! Я мог бы сдвинуть кнопку — и снаряд зенитки не попал бы мне в мотор. Да-а, а попал бы мне в голову. Рано я развеселился, рано стал надеяться на чужие подарки. Лучше надеяться на себя. Стрельба на дороге усилилась, кто кого там поливает из пулеметов? Сейчас увидим. Я выставил на прицельной планке карабина пятьсот метров и улегся поудобнее. Ждем, сейчас выскочит птичка! Ну, в крайнем случае, — зайчик. Совсем в наивкрайнейшем варианте — немчик. Тоже промысловая птица. Подойдет для коллекции.
Я не угадал. Выскочили румынчики. Примерно до роты. Четыре грузовика, танк Pz-III, два бронетранспортера с малокалиберными пушечками на прицепе. По-моему, немцы называли их колотушками. Мне стало обидно. Просил птичку, а получил роту солдат, да еще с танком. Думаю, это больше того, что я просил. Ну, Перун, помогай! К моему удивлению небо отозвалось коротким громом. Да нет, послышалось! Зимой — какой может быть гром! Конечно, почудилось. Ну, давай! Первый пошел.
Где у танка броня слабее? Ближе к корме, там еще у него что-то привязано, узлы какие-то на броне. Вот туда и пульнем. Бах! И вторую — бах! Горит троечка! Да хорошо как горит!
Теперь — последний грузовик. Бах! Горит. Первый грузовик, он уже потихоньку стал объезжать горящий танк, бах. Горит!
Из грузовиков посыпались солдаты. Ну, последнюю — в замыкающий бронетранспортер — бах. Встал, дымится. Перезарядить карабин. Взять автомат, провести рукой по магазину. Я действовал отстраненно и хладнокровно, как киборг, как боевой робот. Передернуть затвор, очередь. Можно особо и не целиться. Автомат я использовал примерно как автоматический гранатомет. Вспышки пирозарядов накрыли солдат, оттуда послышался дикий визг.
Последний бронетранспортер высунул морду из-за горящего грузовика, и по легковушке ударила пулеметная очередь. А чего я жду? Когда меня подстрелят? Я броском кинулся за горящий грузовик и тут же сквозанул на километр в сторону, за овраг.
Вот оно! Полный армагеддец! Колонна весело полыхала, пулемет молотил по легковушке, солдатики шустро отцепили пушку и уже наводили ее на место возможной засады.
Бац, бац, бац — заколотила колотушка. Правильно ее прозвали — точно, как колотушка стучит. Только зря вы, ребята, нет меня там. Я здесь. Далеко — до дороги около километра, стрелять нет смысла. Подождем.
Ждать пришлось не долго — румыны стали суетливо разворачивать пушку в ту сторону, откуда и драпали. Поздно! Из снежной мути выскочили тени на лошадях, тускло блеснули клинки, до меня донесся крик: "Р-р-р-а-а!"
Наши! Кавалеристы! Ура!!! Скорее к ним. Зарываясь в снег, я побежал к оврагу. Портфель бил меня по спине. Стой, куда? Спокойнее — угомонись. Я примерился и скользнул за горевший грузовик. Потом вышел к легковушке. Конники, крутясь и поднимая снежную пыль, рубили румынских солдат. Румыны бросали оружие, падали на колени, задирая руки вверх. Что-то в этой картине мне знакомо… Я уже это видел.
Пора выходить. Я не торопясь побрел к нашим кавалеристам, которые уже сгоняли румынских солдат на обочину дороги. Заметив меня, ко мне метнулись двое конных.
— Стой! Бросить оружие!
— Да на, сами потащите. — Я сбросил с плеча карабин и автомат, снял автоматные подсумки. Расстегнул ремень и снял портфель. Ремень с подсумками бросил на оружие.
— Еще что есть? — уважительно спросил кавалерист постарше.
— Есть пистолет, но его не отдам — именной, награда это.
— Кто такой, почему по-русски говоришь?
— Летчик, лейтенант Туровцев. А говорю так потому, что русский я. Так меня мама научила. — Я подумал и продолжил. — А папа научил меня говорить вот так…
Я сказал. Оба кавалериста облегченно заржали.
— Да наш это, точно! Пошли, лейтенант, к нашему лейтенанту. Там договоритесь. Он тоже послушает — любит он русское слово, ха-ха-ха!
Молодой, прямо из седла, легко и элегантно склонился к земле, подхватил за ремни мой арсенал и меня повели к разгромленной колонне.
— Товарищ лейтенант, вот — доставили. Говорит — наш летчик, сбитый.
— Вы кто? Документы?
— Командир звена 111 истребительного полка лейтенант Туровцев, Виктор. Был сбит сегодня, около 13.00, при штурмовке колонны противника. Во-о-н там она. Еще увидите. Самолет сжег, немцы были близко…
Я протянул ему удостоверение. Лейтенант раскрыл его, просмотрел и сомнением глянул на меня. Ну, что тебе еще? Не похож? Действительно — не похож. Там, в удостоверении, — молодое, еще детское лицо Виктора Туровцева. Мирное лицо. Сейчас — обветренная, жесткая морда с темными кругами под глазами… Тут я кое-что вспомнил и полез в нагрудный карман гимнастерки. — Вот, посмотри, лейтенант! Этого даже немецкая разведка не смогла бы изготовить. Газете пара дней всего. Смотри, смотри — похож?
Лейтенант уставился на вырезку из "Красной Звезды" с нашей фотографией. Взгляд на газету, на меня, на газету…
— Похож! Меня Степаном зовут, держи краба! — Мы крепко пожали друг другу руки.
— Петро! А ну-ка! Плесни нам с лейтенантом! Ну, Виктор, с еще одним днем рождениям тебя! Будем!
Мы выпили, занюхали рукавом, прослезились — чистый спирт. Но на душе стало тепло и спокойно.
— Что тут произошло, Виктор?
— А я не знаю… Думаю, наши Илы сожгли этих ампулами такими, как бутылки с горючей смесью. Страшная, скажу тебе, штука. Я когда набрел на колонну, все были мертвы. Взял в легковушке вот этот портфель. Да, кстати, — забирай-ка его. Нужно портфель в разведотдел передать, может, там что-то ценное. Хотя… это, наверное, уже неважно. Никуда немцы не денутся, скоро их тут захлопнут… — я одумался и притормозил. Что-то со спирта меня на разговор потянуло. — Погоди-ка, тут бутылки были… Вот, одну тебе, одну мне. А то приду в полк, ребят и угостить нечем будет. Да, видишь — документы лежат… генерал, наверное. Ну, там разберутся…
— Ладно, Виктор, бывай! Пора нам, вперед, за немцем. Да, слушай! Ты же летчик, а грузовик водить сможешь?
— Ну-у, наверное, смогу… Не пробовал, но попытаться можно. А не проще водителя среди пленных найти?
— Точно! Ну, я тебе оставляю трех легкораненых, распоряжайся тут с пленными, с трофеями. А мы — вперед. Прощай! Удачи тебе, летун!
Лейтенант свистнул, и конники вмиг растаяли в надвигающихся сумерках.
Я повернулся к строю пленных румын.
— Ну, наследники Великого Рима, кто машину водит? Два шага вперед! И побыстрей, — мне в полк пора!
Глава 13
Долго ли, коротко ли, но понимания и порядка я добился. Испуганные лица и показушная суета пленных румын никакой жалости у меня не вызывали. Я слишком хорошо помнил, что творили эти самые румыны под Одессой, в Крыму, да и здесь — под Сталинградом. Даже немцы — немцы! — удивлялись их жестокости по отношению к мирному населению и безоружным пленным… Особенно к пленным и раненным. И самое главное — безоружным… Недаром наши морячки из морской пехоты не брали румын в плен… А зачем их брать в плен? На пару минут жизнь ему продлить? Так не гуманно это…
Два грузовика были на ходу. И один бронетранспортер. Я приказал грузить стрелковое оружие в бронетранспортер, его поведу я. Пушки бросим — потом трофейщики подберут, не до них сейчас. Пленных загрузим в грузовики, за ними пойду я на ганомаге, со мной кто-нибудь из кавалеристов за пулеметом. Да никуда румыны и не побегут. Сейчас уйти в степь — верная смерть, если не пуля, то мороз убьет, до утра не протянешь.
А пока я решил сходить к танку, глянуть — чего это он так здорово горел? Оказалось, все очень просто. Просто на решетке двигательного отсека танкисты троечки перевозили кой-какой хабар, и, надо же было додуматься, — бочку с бензином! Вот она-то и полыхнула от пирозаряда, да и танк сожгла походя. А я-то удивлялся — что там так разгорелось весело…
